«Нахрена оно тебе надо?» – вот вопрос, который должен услышать каждый стоящий человек. И ведь, главное, ты ни к кому даже не подходил, никого ни о чём не спрашивал, не жаловался и вообще – просто шёл, согласно своим убеждениям. А тебя всё равно догнали, остановили, посмотрели, как на дурачка и снисходительно спросили: «Ну нахрена оно тебе надо?».
Вот сидит он напротив. В начищенных туфлях, в меру образован, работает, имеет семью и квартиру, кое-какие убеждения тоже имеет, но ровно настолько, чтобы они не мешали карьере, и вот он-то как раз и спрашивает. Немножко удивлённо и немножко презрительно спрашивает: «Нахрена оно тебе надо?». Так спрашивают таможенники на границе, когда понимают, зачем ты, имея высшее юридическое, заранее обрядился в камуфляж; так, листая справки о тебе, спрашивает на допросе следователь – он удивлён, что перед ним не утырок с понятиями, а человек, который вдруг подвёл своих благополучных родителей; так, лишь подбирая иные слова, ещё в школе спрашивала сухая учительница, когда ты зачем-то связался с плохой компанией. Много кто так спрашивает. Мать, когда ты увлёкся какой-нибудь бесперспективной, даже не очень красивой девкой. Отец, когда ты объявил, что станешь художником. И когда-то юные друзья, которые однажды станут приличными людьми, тоже спрашивают:
– Ну нахрена? Нахрена тебе это? А? Ну?
Да не знаю. Зачем Бильбо Бэггинс отправился в опасное приключение? Зачем писал Константин Леонтьев? Зачем люди прививали себе оспу и разбивались с деревянными крыльями вместо рук? Зачем писатели писали, поэты пели, а плохой мальчишка кричал про волков? Не то, чтобы я – как они, но ведь им тоже наверняка заглядывали в глаза и задавали вопрос: «Ну нахрена?». Вот как в фильме «Андрей Рублёв», где некий Ефим отталкивается от церкви и улетает в небо на воздушном шаре. После непродолжительного триумфа естествоиспытатель разбивается. Ефим не понимает почему, ибо взлетел же не из-за того, что нагретый воздух стремится вверх, а потому что чудо произошло, которое, конечно же, не бездушного механического свойства, а от Бога. Какая-то страшная смелость, лишённая любой теории, порыв, не подкреплённый учебниками по физике, но возникший из сердца, изнутри, там где кровь и любовь, пододвигает Ефима к небу.
А зритель смотрит на глупого, разбившегося Ефима, чешет голову и спрашивают:
– Ну нахрена? Жил бы себе...
И дело ведь не только в экономике, не только в том, что появилось много безземельных отпрысков феодалов и потому, скажем, – Крестовые походы. Дело в том, что людей слишком часто и слишком много спрашивали: «Ну нахрена тебе это?». Можно ведь было пограбить кого поближе – когда «эти все» уедут на войну. И жён их тоже можно было бы, и посевы тоже можно было бы, а они всё равно взяли и ушли… Почему? Нахрена?
Современник обеспокоен. Он думает, что «нахрена» – это только обман, что за «нахрена» скрывается какой-то гешефт, что он его не понял, вовремя не распознал прибыли и боится остаться в дураках. А вдруг прогадал? Вдруг в «нахрена» всё-таки что-то есть? И сразу же загораются глаза, сразу хочется узнать, выпытать, доказать, что «нахрена» – это блажь, ошибка. Что раз он в него не верит, то и никто не должен верить. И бежит он за тобой, и с каждой верстой всё настойчивее тянет за рукав, пока в злости не нарвётся на драку. Хочется ему узнать чужую тайну, но ведь тайны никакой и нет.
Здесь главное – ничего не отвечать. Пусть злятся, пусть лают, пусть спрашивают. Ведь ты, собственно, тоже не знаешь «нахрена». Ну, просто. Ну, захотелось. Просто. Без всякого мотива. Понимаете? Просто захотелось. А если не понимаете, то зря это всё прочитали.
#ПК_публицистика #ПК_теория