Стоит отказаться от празднования Нового года и справлять только Старый Новый год. Да и то, «справлять» слишком громкое слово – Старый Новый год обладает принципиально иной оптикой, нежели его предшественник. В конце декабря происходит вынужденное оливьешное веселье, лжепраздник, основанный на тотальной тоске по отсутствующему настоящему. Потому и эти вечные прибаутки: «А вот в новом году…», «А вот в будущем…». Но в будущем не произойдёт ничего того, о чём бы следовало мечтать. Будущее обречено. Какое может быть будущее, если существует «Голубой огонёк»? В Новый год верилось в детстве, когда мир пах хвоёй и мандаринами, а мать вдруг сама уводила тебя покататься на горку, чтобы папа незаметно пронёс на балкон ёлку. Это было детская блестящая натурфилософия, одухотворённая квартира размером с Вселенную. Это было язычество. Как писал Василий Розанов: «Язычество есть младенчество человечества, а детство в жизни каждого из нас – это есть его естественное язычество. Так что мы все проходим через древних богов и знаем их по инстинкту». Но вместо взросления Современность переводит маленького человека в состояние пользователя: платежеспособного восторженного инфантила, эксплуатирующего детскую ностальгию. Пользователь всегда восхищается практиками, занимающими его, но никогда не замечает, как ловко они функционируют. Ведь Новый Год давно оккупирован протестантско-кокакольными перезвонами: носки над камином, полосатые леденцы, Санта, подозрительные колпаки со свисающими помпончиками. Вскоре (или уже) Россия превратится в ещё одну провинцию однообразного новогоднего кутежа. Почвенного Деда Мороза, ведущего своё происхождение от древней хтони, европейских заимствований XIX-го века и их творческой обработки Одоевским-Васнецовым, заменит унифицированный агент зрелища. В тридцатых его создал для «Кока-Кола» иллюстратор-рекламщик Хэддон Сандблом, после чего красный Санта начал успешный геноцид сэра Кристмаса, Товлиса Бабуа и Йоулупукки. Увы, современный Санта – это лишь адвентская коммерция, тогда как Дед Мороз даже сегодня хранит отголоски древней инициации. Новогодний дар даётся по прохождению испытания: маленькому человечку требуется рассказать Деду стишок. Да и вообще – Мороз оледенить может, как и древний злой дух. А это уже совсем другое измерение, другое мышление. Не потребление ништяка из носка, а отыгрываемое взаимодействие с чужим, потусторонним и даже потаённым миром. Но разрушаться это взаимоотношение начинает с кажущегося безобидным красного колпака. Трудно в чём-то обвинить пользователей. Они просто ориентируются на самую яркую и самую распространённую картинку, надеясь с помощью ослепительной вспышки воскресить детские грёзы. Весь культ Нового года построен на таких вот остаточных воспоминаниях. Люди отчаянно хотят ощутить ту незабываемую юную радость, с которой ждали ёлки, но снова получается какой-то алкогольный День милиции. Вернуться в восторженное язычество невозможно – нужно повзрослеть, прийти к чему-то более мудрому и значимому. Хотя бы к Старому Новому году. Это тоже вполне себе светский праздник, как бы закрывающий двухнедельный дебош. Но подходят к нему с другим отношением. По крайней мере – ещё подходят. Даже у тех, кто огульно праздновал, к середине января накопилась усталость. Люди начинают что-то подозревать. Пить уже трудно. Деньги поистратились. Ёлка подсохла. А тут, когда сил уже нет, снова праздник. Старый Новый год. И бьёт он в голову не брызгами шампанского, а железным ледяным обухом. Старый. Новый. Год. Сядет человек, задумается. Где-то там, на задворках памяти может что-то и вспыхнет про юлианский календарь, но перед глазами-то совсем другое. Вот вроде наступил Новый год, а всё по-старому. Вроде прописал календарь новую цифру, а ничего не изменилось. Нет ли здесь обмана? Нет ли повода посидеть, погрустить и вспомнить то, что давно забыл? А ведь… ведь действительно. К чему эти корпоративы были? Зачем я салюты пускал? Я ведь радоваться хотел, а радости-то всё равно нет. Это как в анекдоте, где мужик приходит в магазин сдавать новогоднюю гирлянду. Продавец участливо интересуется: «А что случилось? Гирлянда не работает? Цвета не нравятся? Лампочки не мигают?». А мужик тихо и отвечает: «Нет. Не радуют». Сохранившийся у нас Старый Новый год – сохранившийся, кстати, в духе типичной русской запасливости, когда старые лыжи отправляются на балкон, а прохудившиеся сапоги на антресоли – всё ещё несёт в себе интенцию задумчивости, погружения, осознания. Она тоже исчезает и когда-нибудь окончательно исчезнет, но пока ещё здесь, с нами. Старый Новый год – это даже немножечко шовинистический праздник. Знак нашего отличия. Присутствие адвентского протестантизма в нём минимально. Зрелище пока ещё не понимает, как на это реагировать, что прекрасно видно по озадаченности западных пользователей, когда их спрашивают об Old New Year. Нам же всё понятно. Старый Новый год не празднуют и не справляют. Им – задумываются. Для тех, кто живёт в светском измерении, не замечающем Рождества, это шанс выпрыгнуть из саней, катящих в последние времена. Ведь никакого Нового года нет. На дворе всё тот же Старый Новый год, та же работа, за окном тот же город или покосившийся забор, а внутри та же нудящая тоска по чему-то такому, что обязательно должно было случиться, но не случилось. Старый Новый год – это пора народного отрезвления. Отрезвляйтесь, братцы и сестрички. Тем и спасёмся.
#ПК_проповедь
